Горячий воздух сжимал тисками лёгкие весь день. Потоки раскалённого до белого каления призрачного газа отмеренными струями через ноздри, которые ритмично сужались и расширялись следуя своему неуловимому темпу, проплывали в гортань, затем дальше, у лёгкие, обжигая все мягкие ткани на своём не коротком пути. Ветер поднимал практически невесомый песок мелкими крупинками в воздух, заметал их в глаза, где песчинки проникли под веки, раздражая их, заставляя волей не волей пустить слезу. Почва была горячей; лучи палящего солнца ласкали её целый день. Короткие ночи скрывали землю так на мало времени, что она не успевала отойти от дневной горячки и лишь поверхностно охлаждалась под тёмно-синей завесой летней ночи.
Когда огненный шарообразный силуэт солнца спрятался за плоской и не осязаемой линией горизонта, утопив добрую половину неба в кровавом хаосе алых цветов на время своего фееричного ухода. Не по-французски. Зелёные уроны деревьев вдали слились со стволами в единый непроглядный чёрный свет. Там, оде днём были видны обыденные макушки зелёных стражей леса, с наступлением ночи стали казаться невиданные досели звери и птицы. Корни деревьев, переплетаясь, напоминали исполинских червей.
В пещере стояла тишина. Не абсолютная тишина, а лесная. Невидимые отсюда птицы пытались перекричать друг друга на перегонки. Их голоса отдавались эхом где-то вдали, создавая впечатление необычной громкости. Хотя, голоса тех пернатых и так были вполне громкими. Эхо делало песни горластых невыносимо громкими. Где-то стрекотали кузнечики, но как-то не так, как обычно. Будто им вывернули задние лапы и заставили продолжать играть свои сонаты. И они продолжали, придавая этой ночи особенную изюминку. По мимо событий, без того произошедших сегодня.
Лапы машинально, не повинуясь разуму, шагали вперёд. Точнее, это разум забыл отдавать приказы прочим частям тела, ибо он был занят осмышлением сегодняшнего дня. Когти ударялись о пол пещеры. Этот резкий звук эхом бежал вперёд волка в глубь пещеры, опережая его, первым достигая её конца. Дары сами остановились. Задние конечности согнулись, опустив волка в силячне положение. Передние потянулись вперёд, заставив волка лечь. Нос оказался почти на уровне с лапами. Остальное тело, в прочем и волк в целом, подавал весьма мало признаков жизни. Явно этой ночью волк предпочёл пребывание в мире своего разума, нежели перенести свой рассудок из своей мечты на планету сию.

Тишина - то, о чём мы все говорим, но ни разу не слышали. Это то, чего нам всем не хватает. Мы мечтаем о том, чего не знаем, ибо абсолютной тишины не бывает. Какой-нибудь мелкий лист или мелкая тварь обязательно всё подпортит. Даже такая тишина давит, угнетает. Ощущение, когда весь мир остался за дверью. Вот и славно. Рай социофобов с начальной стадией клаустрофобии. В таком песте Август мог бы отлеживать своё брюхо неограниченное энное количество времени.
Говорят, в волчьем мозгу запахи отдаются звуком. Тихой мелодией, всегда разной, новой, но каждый раз такой знакомой, но не заученной. Мелодия будоражит воспоминания в мозгах, заставляя натроиться на них, понять их источник.
Тело волка оставалось каменно неподвижным, он продолжал возлежать на каменном полу. Морда была повёрнута на вход в пещеру, чтобы заранее заметить гостей, которых на данный момент Соль совершенно не желала видеть. Но, вопреки желанием и по привычке судьбы, на горизонте замаячило тело белой волчицы из его стаи. Её запах был знаком Августу, но имени сией особы волк не припомнит. Может и припомнит, но не так сразу. Он видел эту даму в рядах охотниках, больше ничего о ней сказать нельзя. Волчица поздоровалась, явно с ноткой страха в голосе. Резонного страха. Август собирался кинуть пару сухой фраз в качестве приветствия, как вдруг заметил неясные эмоции на морде самки, которые поначалу принял за демонстрирование уважения. Самка явно была взбудоражена каким-то событием. Охотница была в пещере, следовательно, то, что произошло с самкой, разыгралось на территории его стаи или на ближайших границах. Август оторвал голову от пола и чуть наклонил её на бок. - Что же тебя так взволновало? - с долей иронии сказал волк, с явным намёком на то, что ему это интересно, а выяснять о происшедшем из других источников на данный момент было не возможно.